Прошедшее время. Восемь прямых дорог. О том, что в итоге создало car audio

Я всерьез рассчитываю, что читатель этих строк, составляющих уже пятый выпуск исторической серии, не пропустил предыдущие. Иначе может показаться, что все получилось ни с того ни с сего, а люди, принесшие в наши машины звук в том приблизительно виде, в котором мы его сейчас имеем, возникли из вакуума. На самом деле все не так, и даже люди нам уже знакомы, пусть не все, но зато хорошо.

ЧТО ЕСЛИ БЫ...

Говорят, что в истории не бывает сослагательного наклонения. Вздор, это отговорка для тех, кто начисто лишен фантазии. Эти страницы я с боем взял у отдела испытаний, они мои, так что прошу, позвольте пофантазировать.
В прошлом выпуске я рассказал, как на борт автомобиля проникли средства воспроизведения записей. В том виде, который тогда, да и в последующие годы, был для них наиболее естественным, — в виде проигрывателей грампластинок (на современном языке — винила). Блестящие разработки первостатейных компаний (CBS и RCA), проигрыватель Highway HiFi и чейнджер сорокопяток RCA, просуществовали сколько? Три, четыре года, максимум — пять. Их смела революция, произошедшая в отрасли в начале 60-х. А если бы не смела?
Представим себе: за Highway HiFi последовали новые модели, приспособленные для дисков на 33 оборота, а не на 16, или наоборот, скорость 16 распространилась бы так широко, что стала бы стандартной в домашней технике? Тогда бы обязательно (и быстро) придумали способ проигрывать обе стороны пластинки, не прикасаясь к ней руками, потом зарядили бы в проигрыватель не один LP, а пять (а конкуренты тут же 6 — 8 — 12), виниловые чейнджеры переехали бы в багажник, в журналах сейчас тестировались бы новые модели проигрывателей, а в конференциях обсуждались бы проблемы устранения наводок на головки с подвижной катушкой, наверняка сообщество car audio разделилось бы на непримиримые лагери MM и MC.
И главное: вплоть до появления компакт-диска винил оставался бы единственным носителем музыкальной информации. Если бы компакт в такой исторической модели вообще появился, что становится куда менее вероятным. Зато можно уверенно сказать, что это уже не сослагательное наклонение, а анализ модели: компакт-кассета, скорее всего, не появилась бы вообще. В обстановке виниловой эйфории рубежа 50-х и 60-х для ее возникновения не было никаких оснований. Звуковые дорожки оставались бы кривыми, точнее — спиральными. Если бы не революция 60-х.
Революционная ситуация и революция, к которой она по определению должна привести, — это все же разные вещи. Первая складывается годами, иногда десятилетиями, по фрагментам, а вторая происходит быстро и почти всегда неожиданно.

Смотрите (уже не в сослагательном наклонении, а в порядке констатации): почему car audio в привычном для нас сегодня формате автомагнитолы не появилось, скажем, в 40-е годы? Все для этого, казалось бы, было наготове. Приёмник в машине жил уже десятилетие, стереофонию изобрели еще раньше, громкоговорителей было уже навалом, магнитофон, нормальный, с лентой шириной 6,35 мм, был экспонатом берлинской радиовыставки 1935 года, — все было, но ничего не произошло. И это притом, что создатели всего вышеперечисленного — специалисты мирового уровня, оставившие свои имена в названиях формул, кривых, методов и конструкций. Видимо, для создания революционной ситуации нужны гении, а для победы революции — безумцы. Они-то и совершили переворот.

ОТ ГЕНИЕВ К БЕЗУМЦАМ

Ничего персонального, но это действительно так. К началу 60-х великие изобретатели как-то повывелись, или же их имена растворились в именах крупных компаний, и на сцену вышли персонажи, которые напрямую ничего особенного не изобретали, но, обладая какой-то патологической склонностью к бизнес-авантюрам, умели из придуманных другими людьми фрагментов создать именно то, чего хотело человечество, но не знало, у кого спросить.
Один из таких безумцев, вам уже известный — Эрл Мюнц. Слово «безумец» (в оригинале Madman) он даже сделал частью своего имени. Биографический очерк этого человека был у нас в №11/1999, напомню отдельные наиболее впечатляющие подвиги Эрла Мюнца, предшествовавшие тому главному, что он для нас сделал.
Даже родиться по-людски будущий Эрл «Безумец» Мюнц не потрудился. Год его появления на свет (1914 или 1915) так и остался невыясненным. Сам он не мог, не сверившись с записями, ответить на вопрос, сколько раз он женился, ограничиваясь приближенной оценкой 6 — 7. Дочь, произведенную в одном из этих браков, он, тогда безумно (как всегда) увлеченный телевидением, назвал ТиВи (в свидетельстве о рождении так и записано: TV Muntz, пол женский). Открыл способ усовершенствования электрических схем, получивший его имя, muntzing, это когда он, обходя лабораторию своего завода по выпуску дешевых телевизоров, доставал из кармана всегда имевшиеся при себе кусачки и выкусывал из схемы деталь, интуитивно казавшуюся ему лишней, требуя от инженера, чтобы схема стала работать без нее. В результате более простых и дешевых телевизоров, чем Muntz Television, не было и не могло быть. Дважды разорявшийся дотла, он дважды поднимался с колен в полный рост. Один из таких подъемов и стал рождением car audio в сегодняшнем формате.
Сам Мюнц, в принципе, ничего нового не изобрел, не такой это был человек, как вы уже поняли, да и из школы его выгнали за дурное поведение классе в седьмом. От дальнейшего образования он тогда, видимо, закодировался до конца дней своих. Однажды, при обстоятельствах, ныне не подлежащих выяснению, Мюнцу попалась на глаза остроумная конструкция кассеты с магнитной лентой.
Ее в середине 50-х изобрел некто Бернард Кузино, житель штата Огайо. Смысл изобретения был таков: бесконечная петля магнитной ленты размещена в коробке таким образом, что она вытягивается из середины рулона и наматывается снаружи. Впервые такую штуку придумали для киноленты, чтобы показывать короткие рекламные материалы в магазинах и тому подобных местах. Мистер Кузино решил попробовать использовать такую же схему для магнитной ленты, но для таких же, в принципе, целей. Пока отрезок магнитной ленты внутри был коротким, на 30 — 40 секунд звучания, конструкция более или менее работала, а при большей длине — отказывалась. При вытягивании ленты изнутри рулона и наматывании снаружи все витки рулона скользили друг по другу, в силу разности скоростей. Трение между витками, и без того значительное, усугублялось тем, что после нескольких секунд работы лента заряжалась статическим электричеством, и витки слеплялись окончательно. Решение, которое нашел Кузино, заключалось в применении графитовой смазки. Она одновременно снижала трение и отводила статику.

К концу 50-х картриджи с лентой такой конструкции нашли широкое применение сперва в магазинах — такие установки назывались point of sale, где приятный голос непрерывно рекомендовал обратить внимание на какое-либо спецпредложение, а затем — на радио, там схватились за возможность автоматизировать передачу рекламных роликов.
Мюнц каким-то непостижимым образом разглядел в прибамбасе, ровно никакого отношения не имевшем ни к автомобилю, ни к аудиотехнике в привычном понимании вообще, потенциал в области car audio (термина такого, напомним, еще не было и еще долго не будет). Продав с потрохами свой бизнес по производству телевизоров, Мюнц все вырученное вкладывает в новый проект, со всем безумством, которым его наградила природа то ли в 1914-м, то ли в 1915 году. Взяв за основу картридж Echomatic, Мюнц перво-наперво сделал его многодорожечным, это было не менее смелым решением, чем бесконечный рулон, полученный им в готовом виде. На ленте стандартной во веки веков ширины 1/4 дюйма (6,35 мм) он поместил 4 дорожки. Магнитная головка при этом автоматически перемещалась в конце дорожки на следующую, и воспроизведение продолжалось. Как головка узнавала, что дорожка (на бесконечном, напомним, рулоне) закончилась? А здесь Мюнцу и придумывать ничего не понадобилось: на картриджах Echomatic на стыке ленты помещалась полоска фольги, которая служила для остановки механизма, уже сообщившего что надо (на радио или на остановке, если это требовалось повторять непрерывно, как на point of sale).
Первые картриджи Мюнца практически слово в слово повторяли одну из версий картриджей, выпускавшихся тогда фирмой Бернарда Кузино и Джорджа Иша. Последний придумал более прогрессивную конструкцию корпуса и назвал получившееся Fidelipac. Под них Мюнц сделал первые автомобильные проигрыватели, которые должны были подключаться к радиоприемнику. Естественно — монофоническому, со стереовещанием в США только-только шли опыты. Но буквально сразу после этого безумного Эрла осенило: это же все можно сделать и стерео. Так появились первые стереопроигрыватели Stereopak. Они уже были автономными, со своими усилителями мощности. Каким-то неведомым образом безумство Мюнца попало в резонанс с общественной потребностью, и новинка, пусть и не в астрономических количествах, но стала покупаться. Отчасти этому способствовало то, что звукозаписывающие компании соглашались передавать Мюнцу права на выпуск музыки на его «Фиделипаках» за гроши, будучи уверены, что этот технический курьез долго не протянет и они ничего не теряют.
Еще одной составляющей неожиданного успеха Мюнца было то, что производство своих проигрывателей он развернул не в Америке, что считалось нормой для того времени, а в далекой развивающейся стране, где это было намного дешевле. В самом начале 60-х поступить так с технически сложным изделием казалось безумством, но к этому Мюнцу было не привыкать, а спустя пару десятилетий выяснилось, что в Японии (а я не сказал, да?) тоже могут неплохо делать разные железяки. Но, несмотря на дешевое производство, как стало известно автору, аппараты Мюнца были инсталлированы в автомобили Фрэнка Синатры и сенатора-реакционера Барри Голдуотера. Клиенты «шоколадные», что там говорить.
Мюнц стал продавать лицензии направо и налево. Находившаяся в это время в состоянии легкого одурения от экономического подъема и технического прогресса автоиндустрия была жадной до причуд, и не один десяток фирм, крупных и мелких, занялись производством... вот именно, car audio. Революция состоялась.

ДВАЖДЫ В ОДНУ РЕКУ

В прошлый раз обещано было про американца, дважды успешно вымокшего в одном и том же водоеме. Вот, пожалуйста. Фамилия американца — Лир, имя — Уильям Пауэл. Тот самый, с патента которого в самом начале 30-х стартовало шествие автомобильного радио. Патента, на котором разбогател, правда, не изобретатель, а будущий основатель компании Motorola. Что Лир делал все эти годы и как оказался здесь? Потеряв после передачи патентных прав Полю Гэлвину всякий интерес к автоэлектронике, Лир сосредоточился на предмете своей непреходящей страсти — на авиации. Вначале, вернее, на авионике, то есть средствах навигации и пилотирования. Фирма Лира выпускала для американских самолетов автопилоты, и очень хорошие. Небольшим временным увлечением стали для Лира аппараты для магнитной записи на проволоку, одно время даже продававшиеся с некоторым успехом с рекламным слоганом «Проволока, которая помнит». Позже он приспособил разработанные конструкции для нужд бортовых авиационных самописцев, которые и по сей день пишут на проволоку. К аудиотехнике Лир не возвращался и не помышлял, его повторный подход к реке, вода которой давно высохла на его одеждах, был по совершенно иному поводу.

Уильям Лир к этому времени был человеком известным. Отчасти благодаря и некоторым безумным идеям. Без этого, как я и утверждал, к началу 60-х в успешном бизнесе делать было нечего. Прославившая Лира безумная идея — персональный реактивный самолет. Тогда, близ середины прошлого века, это было примерно то же, что сейчас — персональный космический корабль. Но дело неожиданно пошло, и имя Лира к концу века стало нарицательным, как ксерокс или бендикс.
Для сомневающихся в том, что обитатель сразу двух Залов Славы мировой индустрии, авиа- и аудио-, был все же умеренно ненормальным. Вот несколько исторических фактов в пользу этого аргумента. Уильям Лир, когда он был руководителем компании по производству самолетов своего имени, никогда не спал. То есть не то что бы совсем никогда, никогда большим кусочком. В его офисе в каждом из многочисленных отделений и филиалов компании всегда должна была быть кушетка. Иногда — ничего, кроме кушетки. На нее владелец Lear Jet Corp. прикладывался 4 — 5 раз за сутки на 30 — 40 минут в один прием. И все. В цехах и отделах его можно было встретить и в 3 часа ночи, и в 6 утра. На предприятиях Лира запрещено было вешать на стену часы, как в Лас-Вегасе. Без объяснения причин. На всех предприятиях Лира к услугам всех служащих в течение рабочего дня действовала бесплатная парикмахерская. Здесь глава компании причину сообщил, и очень убедительную: «Волосы моих служащих растут во время, оплаченное компанией, значит, и стричь их должны во время, оплаченное компанией». Сильный аргумент, ничего не скажешь. Ну и так далее, и этого достаточно.
Для комплектации очередного executive jet Лиру пришло в голову снабдить салон музыкальной установкой. И на глаза попалась реклама Мюнца с его Stereopak. Лир закупил у Мюнца партию проигрывателей, установил их куда положено, убедился, что клиенты были в восторге, и что? Ну разумеется, попытался реализовать то же самое, но без Мюнца. Но это оказалось не просто. В отношении часов, парикмахерских и имен для детей партнеры-соперники были, конечно, не без тараканов, но что касается дела — тут пальцы в рот помещать вредно для здоровья. Мюнц, конечно, не согласился отойти от пирога на предложенное расстояние, а без его согласия, оказывается, мало что можно было сделать. Ненормальный Мюнц очень даже продуманно получил патенты на несколько основополагающих, а вернее, пользуясь акционерно-парламентской терминологией, «блокирующих» узлов, без которых проигрыватели делать было невозможно. И вся последовавшая за этим история развития первого успешного формата магнитной записи для установки на транспорт основана не столько на инженерном расчете, сколько на хитростях по обхождению патентов.
Для начала Лир решил увеличить число дорожек на ленте при сохранении ее ширины, которая была стандартной, а лента, как следствие, легкодоступной. Восемь (вместо четырех) дорожек на ленте в четверть дюйма — это было нетривиально. Для сравнения: в современной кассете четыре дорожки размещены на ленте шириной 3,81 мм, то есть ровно 0,15 дюйма. То есть на сегодняшней кассете дорожки на 20% шире, чем на том, что Лир задумал делать в 1964 году. И сделал, между прочим. Второй обходной маневр заключался в нововведении явно нелепом. Картридж Лира, кстати, быстро закрепившийся именно под этим именем, отличался от картриджа Мюнца, сохранившего название Fidelipac, тем, что при совершенно таких же размерах и компоновке прижимной ролик находился не в магнитофоне, а в картридже. В каждом — свой. И тем не менее, формат пошел.

ВОЙНА И МИР

Опять война, ну что ты будешь делать. На рынке США (и практически только на нем) оказались два несовместимых формата «бесконечных» магнитных лент. Мюнц и Лир, хоть и обитают вместе в виртуальном Зале Славы Ассоциации бытовой электроники, едва ли в начале 60-х разговаривали друг с другом. Каждая сторона доказывала, что ее формат лучше. Аргумент Мюнца: более высокое качество звучания в силу более широких дорожек, более эффективных магнитных головок и более высокого качества прижимного ролика, который не был «одноразовым». Аргументы Лира: вдвое большая длительность звучания и более совершенная конструкция механизма подтормаживания рулона.
Но главный аргумент, усиливший позиции Лира и в конце концов принесший ему победу, проходил не в инженерной плоскости, а в финансовой. Лир сумел убедить компанию Ford Motor устанавливать свои проигрыватели на автомобили 1966-го модельного года. Почему ему это удалось? По нескольким причинам, которым Мюнц ничего противопоставить не мог. Самая простая и очевидная: имя Лира много значило для бизнесменов предельно высокого уровня (включая руководство «Форда» и RCA, в чьи служебные Learjet проигрыватели уже были установлены). Причина вторая и главная: поставщиком радиооборудования для «Форда» в то время была «Моторола», а там хорошо помнили, благодаря чьей идее родилась их компания, и в успех всего задуманного Лиром имели основания верить. Ford Motor Company вычислила (а скорее, угадала) верно. По словам одного из тогдашних топ-менеджеров компании, успех в первый же год превзошел все ожидания. Только за 1966-й проигрыватели Lear Jet Stereo 8 были установлены в 65000 автомобилях моделей Fairlane и Mustang. А один из первых — в личный Lincoln тогдашнего президента Ford Motor Генри Клея Форда, личного друга Лира (что бизнесу тоже не помешало). Специально для установщиков: в «Линкольне» того времени приборная панель была литая из алюминиевого сплава с полированными ребрами, для красоты, о безопасности тогда еще и не думали. Прорезая в ней дырку под проигрыватель, установщики сломали целых две, а замену привозили на самолете из Детройта. Традиции установочного дела не увядают.
К слову, забавная история появления логотипа Lear Jet Stereo 8, добавляющая еще немного к образу Уильяма Лира. Он наказал своим верным сотрудникам придумать логотип. Компьютеров тогда не было, самым надежным методом разработки шрифтового логотипа было пойти и купить набор переводных шрифтов и позаниматься с ними. Все варианты были Лиром забракованы, и тогда один из его ближайших соратников Фрэнк Шмидт (факт заимствован из его мемуаров) в сердцах возмутился: «Да покажи тогда, что ты хочешь!» Лир воспринял это буквально. Спустя неделю, приехав на тот же филиал на взятой напрокат машине, он вошел в офис, держа в руках вырванную с мясом крышку вещевого ящика с эмблемой Pontiac и бросил ее на стол: «Вот таким шрифтом!» Логотип родился к вечеру, о реакции прокатной фирмы история умалчивает.
К 1967 году проигрывателей было продано уже 2,7 миллиона штук, вскоре родилась идея совместить 8-дорожечный проигрыватель с приемником, и родилась магнитола. У многих конструкций того времени загрузка картриджа происходила через откидывающуюся шкалу приемника, ведь высота картриджа была немалой: больше 20 мм. За 8 Track взялись и фирмы, выпускавшие домашнюю технику, шутка ли, сколько успели накопировать материалов в этом формате.
Копирование музыки на 8 Track, между прочим, было процессом творческим. Продолжительность звучания одной пары стереодорожек не превышала 20 минут в самых долгоиграющих картриджах, большинство же выпускалось под четыре (Single Play) или восемь (Extended Play) песен. Но беда была в том, что музыка должна была стихнуть до того, как контакты замкнутся вставкой из фольги на месте стыка ленты и блок головок перепрыгнет на другую пару дорожек. Поэтому фирмы попроще урезали фонограммы до длины дорожки, а те, что покультурнее — компоновали каждую дорожку так, чтобы этого не приходилось делать. Бывали и курьезы: при записи битловского «Sergeant Pepper’s» на 8 Tracks звукоинженеры RCA добавили несколько тактов к одной из композиций, чтобы она ровнее заполнила дорожку.
К началу военных действий между 4-мя и 8-дорожечными картриджами обе разновидности формата успели порядком распространиться, и некоторые фирмы предприняли что-то вроде миротворческих усилий. Известны конструкции универсальных картриджей 4/8 Tracks, со съемным прижимным роликом, известно и о производстве специальной примочки, превращавшей 4-дорожечный картридж в 8-дорожечный (состоявший из того же прижимного ролика).
Война, впрочем, длилась недолго. Мюнцу это дело стало надоедать, и он вскоре продал права на относящиеся к этому делу изобретения небольшой фирме Teikoku Dempa Co., ставшей несколько более известной позже под именем Clarion и даже под новым именем несколько лет выпускавшей 8-дорожечные магнитолы, которыми, в частности, комплектовались некогда очень знаменитые спортивные купе Volvo 1800. Это, кстати, один из очень немногих примеров применения формата 8 Tracks (он же Lear Jet Stereo 8) за пределами Америки. Зато там формат процветал. Так, одна из первых установок в автомобиле, принадлежащая к тому типу, который мы сегодня называем мультимедийным, находится в музее Элвиса Пресли в Мемфисе, штат Теннеси. Это — знаменитый «золотой «Кадиллак», на котором нет хрома — вместо этого все натурально позолочено. А внутри, помимо телевизора, было установлено целых два Lear Jet Stereo 8 и восемь динамиков, по тем временам — экзотика похлеще позолоты.

СОЛНЦЕ ВСХОДИТ И ЗАХОДИТ

Восход первого автомобильного формата магнитной звукозаписи был бурным, да что там, взрывным. А закат? А закат, как ни удивительно, произошел лишь отчасти. В Америке и по сей день тьма коллекционеров картриджей, а выпуск фонограмм на них массовым порядком продолжался до начала 80-х. Несмотря на то, что к 8 Tracks всегда было много претензий по части надежности и долговечности. Главным образом потому, что создатели этого носителя никогда не то что не рассчитывали, но и представить себе не могли, что картридж, задуманный ими как почти одноразовая среда для музыкальных новинок, своего рода аналог пластинок-синглов, будет эксплуатироваться по двадцать-тридцать лет. Другой претензией была громоздкость картриджа. Предпринимались попытки сделать его более компактным без ущерба для совместимости с парком проигрывателей. Самая остроумная попытка такого рода — складной картридж, размером в половину стандартного. Он вынимался из пластиковой коробки, которая пристыковывалась к задней стороне, доводя размер до стандартного. Для четырех песен, с учетом новых, более тонких лент, хватало. Были и другие попытки вдохнуть новую жизнь в 8 tracks. Все — неудачные. Видно, к этому времени закончилась и эпоха везучих безумцев. В игру вступили корпорации-гиганты. Пока в Америке разбирались с числом дорожек на картридже, в Европе уже с 1963 года начали распространяться компакт-кассеты Philips. Дебют кассеты в автомобиле пришелся на 1968 год, год другой, «цветочной» революции. Но вы ведь понимаете, это — совсем другая история...

Источник: журнал Автозвук, 03/2004. Андрей Елютин